сказка гёте

У перевоза через широкую реку, что вздулась после недавнего ливня и вышла из берегов, спал в своей лачуге перевозчик, притомившийся за день от тяжелой работы.

Среди ночи его разбудили громкие голоса. Он вышел из хижины и увидел, как над стоящей на привязи лодкой реют два больших блуждающих огня. По их словам, они очень спешили переправиться на тот берег. Не мешкая, спустил старик лодку на воду, а его пассажиры меж тем шушукались, то и дело громко чему-то смеясь и весело прыгая.

Немного погодя перевозчик причалил к берегу.
— Вот вам за труды! — крикнули его пассажиры и принялись прыгать и отряхиваться, и тут в сырую лодку посыпались золотые монеты.
— Ради всего святого, что вы делаете! Река не терпит этого металла, забирайте скорей обратно свое золото.
— Мы не можем забрать обратно то, что вытряхнули.
— Так, выходит, мне из-за вас еще и трудиться придется: собрать все червонцы, отвезти на берег и зарыть, — сказал перевозчик и тут же нагнулся и стал подбирать в шапку червонцы.
Блуждающие огни выпрыгнули из лодки.
— А плата за переезд где?
— Кому золото не нужно, пусть работает даром!
— Вы должны знать, что за переезд мне платят только плодами земли.
— Плодами земли? Да мы их презираем, даже не отведали ни разу!
— И все же я не могу отпустить вас, пока вы не пообещаете дать мне три кочана капусты, три артишока и три крупные луковки.
Блуждающие огни почувствовали, как непонятно почему вдруг словно приросли к земле. Такого неприятного ощущения они никогда еще не испытывали. Вот они и пообещали выполнить его требование; он отпустил их и оттолкнулся от берега.

Он плыл вдоль берега вниз по течению, к недоступным для волн горным склонам, где надумал отделаться от опасного золота. Там среди высоких скал он нашел глубокую расселину, сбросил в нее червонцы и поплыл к своей лачуге.

В этой расселине жила красивая зеленая змея; проснувшись от звука падающих монет и увидя светящиеся кружочки, она тут же с жадностью накинулась на них и проглотила, а затем, внимательно осмотрев все кусты, все трещины в скалах, отыскала и те золотые монеты, что попали туда.

Не успела она их проглотить, как с великой приятностью почувствовала, что они тают у нее внутри и растекаются по всему телу, и, к вящей своей радости, заметила, что сама стала прозрачной и вся светится. Змея выползла из расселины, дабы выяснить, кто выбросил в пропасть такое чудесное золото. Она не нашла никого; но как же приятно было ей, проползая среди трав и кустов, любоваться на себя и на тот прелестный свет, которым она озаряла молодую зелень. Листья казались смарагдами, а цветы дивно светились. Напрасно исползала она дикие скалы, так никого и не найдя; как же зато вспыхнула в ней надежда, когда, взобравшись наверх и оглядевшись, она завидела вдали какое-то сверкание, похожее на тот свет, что излучала сама.

Изнемогая от усталости, добралась она наконец до сырой низины, поросшей осокой, где весело плясали уже знакомые нам блуждающие огоньки. Змея поспешила спросить, не могут ли господа огоньки сообщить ей, откуда взялись те блестящие золотые монеты, что давеча посыпались в расселину между скалами. Блуждающие огни рассмеялись, встряхнулись, и вокруг них запрыгала уйма червонцев. Змея тут же кинулась их глотать.
— Я навек вам обязана, — сказала змея, переводя дух после обильной трапезы. — Требуйте, чего только пожелаете, — что в моих силах, все выполню.
— Скажи, где живет прекрасная Лилия? Проведи нас как можно скорее во дворец и сад прекрасной Лилии. Мы горим нетерпением преклониться перед ней.
— Оказать вам эту услугу сейчас я не могу. К сожалению, прекрасная Лилия живет на том берегу.
— На том берегу? А мы-то в эту бурную ночь переправились через реку! Нельзя ли снова вызвать старика?
— Ничего не выйдет! Даже если бы он сам был тут, у этого берега, он не посадил бы вас к себе в лодку. Он кого угодно перевозит на эту сторону, но никого на ту.
— Да, плохи наши дела! А иным путем переправиться нельзя?
— Можно, и не одним, но только не сейчас, я сама могу переправить вас, господа, но только в полдень.
— В эту пору дня мы неохотно пускаемся в путь.
— Тогда можно переправиться вечером по тени великана.
— А как это сделать?
— Тело великана, что живет неподалеку отсюда, никак не слушается: рукам его и соломинки не поднять, плечам и вязанки хвороста не снести. Зато его тени, можно сказать, все под силу. Вот потому-то на заре и закате в нем всего более мощи; вечером достаточно сесть на тень от его затылка, великан потихоньку пойдет к берегу, и тень перенесет путника через реку. А если вы соизволите в полуденную пору прийти вон туда, к тому краю леса, где кусты доходят до самой реки, так я и сама вас переправлю и представлю прекрасной Лилии.
Молодые люди откланялись и ушли, а змея была рада, что рассталась с ними, как потому, что хотела насладиться собственным светом, так и потому, что хотела удовлетворить уже давно донимавшее ее любопытство.

Ползая в скалистых ущельях, она сделала поразительное открытие. Обычно она повсюду встречала естественные произведения природы, и вот, к великому своему удивлению, в не доступной ниоткуда скале она ощутила предметы, говорящие, что они созданы руками человека: гладкие стены, ровно обточенные края, правильной формы колонны, но что поразило ее больше всего, — так это человеческие фигуры, которые, обвившись несколько раз вокруг них, она сочла не то за медные, не то за хорошо отполированные мраморные. Теперь ей хотелось проверить зрением то, что до сей поры она лишь осязала, и убедиться в том, что доселе оставалось лишь догадкой. Она думала теперь собственным своим сиянием осветить удивительные подземные своды и надеялась тогда сразу ознакомиться с этими странными предметами. Она поспешила обратно уже известной дорогой и вскоре нашла щель в скале, по которой обычно пробиралась в святилище.

Доползши в святилище, она огляделась, утоляя свое любопытство; правда, излучаемое ею сияние не осветило все сводчатое подземелье, но ближние предметы выступили достаточно явственно. С чувством благоговения подняла она изумленный взор на сверкающую нишу, где помещалась отлитая из чистого золота статуя короля.
— Откуда ты? — спросил он.
— Из расселин, где родина золота.
— Что великолепнее блеска золота?
— Сияние света.
— Что живительнее света?
— Беседа.
Так разговаривая, змея покосилась в сторону и в ближней нише тоже увидела великолепную статую. Там сидел серебряный король, высокий и тонкий станом. В третьей нише, опираясь на булаву, восседал могучий медный король.

Змея захотела оглянуться на четвертого, что стоял в самой дальней нише, но тут из стены вышел человек среднего роста, который привлек к себе внимание змеи. Он был в крестьянском платье, в руке держал лампаду, спокойный огонек которой своим чудесным светом озарял все своды. Все пути, которыми шел старик, тут же наполнялись золотом, ибо его лампада обладала чудесным даром превращать все камни в золото, все дерево — в серебро, мертвых зверей — в самоцветные камни. Но этот дар проявлялся, когда светила только она, если около был другой свет, от нее просто исходило чудесное яркое сияние, отрада всего живущего.
— Зачем ты пришел, раз у нас уже есть свет? — спросил золотой король.
— Вам ведомо, что мне не позволено освещать тьму.
— Наступит ли конец моему царству? — спросил серебряный король.
— Не скоро или никогда.
— Когда встану я? — спросил медный король.
— Скоро.
— С кем должно мне объединиться?
— С твоими старшими братьями.
— Что станется с младшим?.
— Он сядет.

— Я не устал, — хриплым, прерывистым голосом крикнул четвертый король.
Змея теперь разглядывала его вблизи. Он стоял, прислонясь к колонне, и его внушительная фигура изумляла скорее своей тяжеловесностью, нежели красотой. А вот понять, из какого металла он отлит, было весьма трудно. Вглядевшись внимательнее, можно было различить, что это сплав тех трех металлов, из которых были отлиты его братья. Но при отливке металлы, должно быть, плохо сплавились, золотые и серебряные жилки беспорядочно прорезали медную поверхность, придавая статуе непривлекательный вид.
Меж тем золотой король спросил старика:
— Сколько тайн ты познал?
— Три.
— Которая важнее всех? — спросил серебряный король.
— Раскрытая.
— Ты раскроешь их нам? — спросил медный король.
— Когда узнаю четвертую.
— Какое мне до этого дело? — пробормотал себе под нос король, сплавленный из разных металлов.
— Я знаю четвертую, — сказала змея, подползла к старику и прошипела ему что-то на ухо.
— Урочный час близок! — громким голосом возвестил старик.

Своды храма отозвались гулом, статуи — звоном металла, и в то же мгновение старик и змея погрузились в землю, и оба быстро пронеслись по расселинам скал, он — на запад, она — на восток.

Старик вошел в свою хижину; у очага сидела его жена, она лила горькие слезы и никак не могла успокоиться.
— Только это ты ушел, — сказала она, рыдая, — как в дверь постучались два буяна; с виду это были люди учтивые, обходительные, их можно было принять за блуждающие огни. Они все золото слизали с наших стен и камней, а потом как встряхнутся, и тут же по полу запрыгали золотые монеты, — вон, погляди, как они блестят под скамьей. Но какое горе! Наш мопс проглотил несколько червонцев и лежит теперь у очага, умер, бедняга! Увидела я, что он мертв, уж когда они ушли, а то ни за что не пообещала бы отнести перевозчику то, что они ему задолжали: три кочана капусты, три артишока и три луковки.
— Окажи им эту любезность, — сказал старик, — при случае они заплатят нам услугой за услугу.

Меж тем дрова в очаге догорели; старик убрал к сторонке блестящие золотые монеты, и тогда лампада его снова засветилась и дивно засияла, стены покрылись золотом, а мопс превратился в чудеснейший оникс.
— Возьми корзинку и поставь в нее оникс, а затем возьми три кочна капусты, три артишока и три луковки, положи их вокруг оникса и отнеси корзинку на реку. А в полдень переправишься по змее на тот берег и пойдешь к красавице Лилии. Отнеси к ней оникс. От ее прикосновения он оживет, как умирает от ее прикосновения все живое. Скажи ей, пусть не печалится: время ее освобождения близко, пусть воспримет величайшее несчастье, как величайшее счастье, ибо урочный час пробил.

Старуха уложила в корзину все, что надо, и, как рассвело, отправилась в дорогу. Лучи восходящего солнца освещали блестевшую вдали реку. Старуха шла медленно, корзина давила ей на голову.

Так и шла она, недовольная и угрюмая, и вдруг в испуге остановилась: еще немного, и она наступила бы на тень великана, протянувшуюся через всю долину до самых ее ног. Тут только увидела она могучего исполина, который, искупавшись в реке, вылезал из воды, и теперь не знала, как уйти от него незамеченной. Увидав ее, он стал отвешивать ей шутливые поклоны, а тем временем руки его тени залезли к ней в корзину, проворно и ловко ухватили кочан капусты, артишок и луковку и положили их великану в рот, и он тут же зашагал вверх по течению и освободил женщине дорогу.

Она было подумала, не вернуться ли ей домой и не восполнить ли утрату овощами из своего огорода, но, так ничего и не решив, продолжала свой путь и вскоре пришла на берег. Долго сидела она, поджидая перевозчика, и наконец-то увидела, что он причаливает к берегу со странным пассажиром.
— Что вы принесли? — крикнул перевозчик.
— Овощи, что задолжали вам блуждающие огоньки.
Увидя всего по две штуки каждой овощи, старик рассердился и стал уверять, будто взять их в уплату не может:
— То, что причитается мне, должно пролежать у меня девять часов, а мне не разрешено ничего принимать, пока я не отдам треть реке.

После долгих пререканий старик наконец сказал:
— Есть, правда, выход: я согласен взять шесть овощей, — а вы признайте себя должницей реки и поручитесь отдать ей долг, но тут есть для вас некоторая опасность.
— А если я сдержу слово, мне уже не грозит никакая опасность?
— Ни малейшая. Окуните руку в воду и обещайте в течение суток отдать долг.

Старуха так и сделала, но как же она испугалась, вытащив из воды черную, как уголь, руку! С бранью накинулась она на перевозчика, клялась, что руки были лучшим ее украшением, что она всегда их холила и, несмотря на тяжелую работу, сохранила белыми и красивыми.
— А впрочем, чего бояться, я сдержу слово, и тогда прощай и забота, черная кожа.

Сказав так, она быстро взяла корзину, и та сама поднялась над ее головой и теперь свободно парила в воздухе, а старуха поспешила вслед за юношей, который в задумчивости брел по берегу.
И прекрасным обликом своим, и необычным одеянием поразил он старуху. Грудь его прикрывал блестящий панцирь, под которым угадывались все движения его стройного тела. С плеч ниспадала пурпурная мантия, каштановые кудри окаймляли чело, голова была непокрыта, и солнечные лучи освещали его чистое лицо и обнаженные стройные ноги. Он равнодушно ступал босыми ногами по горячему песку, казалось, все внешние ощущения притупляла глубокая скорбь.
Болтливой старухе не терпелось завязать с ним разговор, но он отделывался короткими малозначащими фразами, и при всем ее восхищении красотой его глаз она все же решила с ним распрощаться.
— Уж очень медленно, государь мой, вы идете. Мне недосуг, нельзя пропустить время, когда можно перейти на тот берег по зеленой змее, ведь я несу красавице Лилии чудесный подарок.
Сказав так, она торопливо зашагала вперед, однако так же быстро приободрился и красивый юноша и поспешил за ней следом.
— Вы идете к прекрасной Лилии! Значит, нам по пути. Что за подарок вы ей несете?
Старуха рассказала, кто она, рассказала, что случилось с собакой, и позволила ему поглядеть на чудесный подарок.

Он тут же вынул из корзины и взял на руки это природой созданное произведение искусства.
— Счастливец! Ее руки коснутся тебя, и ты оживешь, а живые бегут ее, дабы не постигла их печальная участь. Ибо так пагубен взгляд дивных ее голубых очей, он отнимает все силы, и те, кого не коснулась ее рука, приносящая смерть всему живому, чувствуют, что они заживо превратились в тени, блуждающие по земле.

Так за разговорами продолжали они свой путь и вдруг увидели вдали величественный мост. Оба были изумлены, никогда еще не являл этот мост их взорам столь неожиданного великолепия. Ни старуха, ни принц не знали о перемене, что преобразила змею, — ведь этим мостом была змея, которая каждый полдень смелой аркой перекидывалась через реку. Наши путники вступили на мост и в благоговейном молчании перешли на тот берег. И мост тут же заколыхался, задвигался, вскоре коснулся воды, и зеленая змея в присущем ей обличье поползла по земле вслед за ними. Только-только успели они поблагодарить ее, как обнаружили, что их не трое, а больше, хотя остальных спутников и не было видно, просто они слышали около себя какое-то шипение, на которое змея отвечала тоже шипением.
— Сперва мы инкогнито осмотримся в парке прекрасной Лилии, — шипели какие-то голоса, — а когда стемнеет и мы приобретем мало-мальски презентабельный вид, просим представить нас несравненной красавице.
— Будь по-вашему, — ответила змея.

Старуха первая подошла к саду и без труда нашла свою покровительницу: на уединенной зеленой лужайке под сенью различных роскошно разросшихся деревьев сидела прекрасная Лилия и пела, аккомпанируя себе на арфе. Уже издали громко приветствовала она эту красавицу из красавиц и расточала ей похвалы.
Красавица Лилия подняла на нее взор и сказала, уронив руки:
— Не огорчай меня похвалой не ко времени! Не увеличивай моей скорби.
— Не печалуйтесь, прекрасная Лилия! Мой старик велел вам сказать: не давайте волю скорби, не забывайте, что величайшее несчастье — предвестье величайшего счастья, ибо урочный час близок. Может, вы дадите мне кочан капусты, артишок и луковицу?
— Капуста и лук, пожалуй, найдутся, а вот артишоки искать здесь нечего. В моем большом саду много разных растений, но ни одно не цветет и не приносит плодов.

Старуха уже хотела взять свою корзинку и поспешить в обратный путь, но, вспомнив, что забыла самое важное, вынула из корзины собаку, превращенную в холодный камень, и поставила в траву у ног красавицы Лилии.
— Мой муж посылает вам это на память. Вы знаете, достаточно вашего прикосновения и этот драгоценный камень оживет.
Старухе уже не терпелось уйти, но тут ее задержало появление зеленой змеи:
— Предсказание о мосте сбылось! — воскликнула она. — Спросите старуху, какой великолепной аркой перекинулся он через реку.
— Что ж, в добрый час, — сказала Лилия, — но, простите меня, я не верю, что предсказание уже сбылось. Разве не было предсказано, что со дна реки для поддержки моста подымутся крепкие устои?
— Как бы то ни было, а храм сооружен.
— Но он еще не стоит у реки.
— Пока еще он покоится в недрах земли. Я видела королей и говорила с ними.
— Но когда же они восстанут?
— Я слышала, как прозвучали в храме великие слова: «Урочный час близок!»
Лицо красавицы озарилось радостной улыбкой.
— Во второй раз за этот день слышу я сулящие счастье слова! Придет ли наконец тот день, когда я услышу их трижды?

Меж тем прекрасная Лилия с удовольствием глядела на удивительного мопса. Она наклонилась, коснулась его, и в то же мгновение мопс вскочил, бойко огляделся, побегал туда и сюда, затем бросился к своей благодетельнице и запрыгал вокруг нее. Она взяла его на руки и прижала к сердцу.
Эти веселье, эти милые затеи были прерваны появлением печального юноши. Облик его был все тот же, уже нам знакомый, но, казалось, его утомил полуденный зной, а теперь, глядя на любимую, он с каждой минутой все больше бледнел.

моим друзьям

— "Сказка" из "Разговоров немецких беженцев" Гёте (с небольшими сокращениями) и комментарий Йоста (Jost Schieren), два года назад мной услышанный и худо-бедно записанный:

Чувственный мир змеи (левый берег) vs мир идеалов/духовный мир прекрасной Лилии (правый)

Змея-мост как путь искусства

Перевозчик: каждое утро перевозит нас в мир чувств ("инкарнирует"), а на правый берег способен перевезти лишь однажды (после смерти)

Змея: воспринимает, наблюдает мир вокруг, проявляет любопытство. Гётевская вера в познание через наблюдение — это про неё.
Изначально зелёного цвета именно потому, что подражает/отражает окружающую природу.
Покуда у З нет золота, она спит.

Блуждающие огни — это мыслеформы: летучи, непоседливы, быстротечны.

Предпочитают путешествовать в темноте: так их свечение более заметно.
Сорят именно чеканными монетами, не самородным золотом. Червонцы — это готовые концепты.
(каждый вопрос, которым я задаюсь, — это червонец, и хорошо бы воспользоваться им не для скоропостижного вынесения суждения, а для того чтобы с новым вниманием взглянуть на мир)
Лишь обладая концептами, мы способны увидеть (как не увидим стола, если не знакомы с понятием "стол"), иначе спим как змея в расселине. Концепты необходимы сознанию, питают его. Как и огни, мы нуждаемся в том, чтобы слизывать золото чужой мудрости.
Огням неведомо их происхождение (царство Лилии). Всякая мысль проистекает именно из мира идей, даже если мыслит её конкретный субъект.

Только З и Старик с лампадой знают о существовании храма. З хочет высветить нащупанные ей ранее неизвестные предметы и предчувствует нечто божественное в предстоящем опыте познания храма — это храм человеческой души. Там она встречает королей:

Золотой К - мышление
Серебряный К - чувства
Медный К - воля
Четвёртый К - три в одном, нормальное состояние души

Храм человеческой души физически не присутствует в нас, но его можно обрести, связав себя с миром, завязав диалог (как происходит у З и королей в храме).

Змея именно в полдень оборачивается мостом через реку, поскольку красота учит нас мере: стоить мне познать красоту истинную, всё "менее красивое" больше меня не привлекает.

Вся история культуры отмечена прохождением Старика с лампадой.
Вся человеческая мудрость — это то, что высветила лампада.
Она — как книга мудрости, но если в чтение я не вкладываю собственную мудрость, то мудрее книга меня не сделает.

Центральный персонаж — старуха, она — единственная, у кого есть конкретная задача (выплатить долг реке)
Плоды земли — это умения и способности, и у неё их с лихвой, и она единственная способна найти ещё.
Всякое умение непосредственно связывает нас со всей мудростью мира (брак старухи и старика с лампадой + их хижина на левом берегу).
Рука — это воплощение умения (“мастер на все…”), именно поэтому старуха так бережёт свои.
Наши умения — это наша молодость: однажды приобретя навык, я его не забуду, и молодость эта хранится внутри ладони (если кожа на тыльной стороне более чем подвержена старению, то внутренняя сторона ладони вечно молодая).

Техника — это чёрная рука нашей цивилизации.

Великан — это наше бессознательное.
Крадёт у старухи единицу разума (артишок/воздух), чувств (капуста/вода), воли (лук/земля).
Эта кража = когда мы не используем наши способности (вообще или недостаточно).
Или допингуемся: вот на тени великана приблизились к духовному (но какой ценой и тд, примеры творчества под действием чего-л)

Мёртвый мопс — как спешная подготовка к экзамену: наелся знаний, а душа опустошилась/сожрал но не переварил/…

Юноша: самозабвенно устремившись в тот мир (правый берег), потерял интерес к этому, к настоящему времени (и Гёте не одобряет, тк именно на левом берегу, в "этой" жизни мы приобретаем наши умения, нашу связанность с миром).

А прекрасная Лилия?

Все мы в тебя влюблены и хотим к тебе на тот берег.